Джейми и Дилли регулярно разговаривали с мамой по телефону, но не задавали вопросов, что будет дальше.
— Что ты хочешь — пасту с тунцом или сосиски с картошкой? — спросил я Джейми уже на второй вечер.
— Что угодно, — пожал плечами сын.
— Ну выбери что-нибудь одно. Паста?
— Ладно.
— Или всё-таки сосиски с картошкой?
— Пойдёт.
— Так что именно?
— Что угодно.
— Дилли, — шумно вздохнул я, — а ты что предпочитаешь?
Бедняжка Дилли изо всех сил старалась разрядить атмосферу и быть максимально покладистой.
— Мне всё равно, — нервно пролепетала она.
Мэдди каждый вечер звонила Джейми на мобильный. Проворчав несколько дежурных слов, он передавал трубку Дилли, которая за первые дни исчерпала лимит бесплатных звонков. Я писал Мэдди сообщения и письма, но она до сих пор не смогла себя заставить поговорить со мной.
Я предложил Мэдди вернуться домой, к Дилли и Джейми, но в своём разгневанном состоянии она расценила это как моё нежелание заниматься детьми, чтобы иметь возможность ухлестывать за очередной молоденькой учительницей.
Гэри и Линда приглашали меня на ужин. Я узнал, что они пытались разговаривать с Мэдди обо мне и подчёркивали, в мою защиту, что я, по крайней мере, не стал скрывать горькую правду.
— Да, это было ошибкой, он так и твердит, — говорила Линда, — но ведь не каждый мужчина смог бы признаться…
— Я бы ни за что не признался, — уточнил Гэри. Но у него были свои причины для депрессии. Он сообщил, что решил-таки закрыть «ТвоиНовости». — Я думал, это будет круто. Надеялся, мы растопчем Мердока.
— Э-э, он всё же довольно влиятельная фигура. В медиамире, я хочу сказать…
— Моя идея не сработала. Люди не новости размещают, а просто враньё всякое.
— Да, в отличие от журналистов из таблоидов?
— А мне нравилось. — Линда пыталась защитить проект. — Там был очень забавный клип про шимпанзе со шлангом…
— Линда! Идея была не в этом!
— То есть ты закрыл сайт?
— Я разместил сообщение, что ресурс закрывается. А какой-то шутник написал другое сообщение, что, мол, моя информация — это розыгрыш, а на самом деле «ТвоиНовости» куплен CNN, и теперь все в чате беснуются от восторга.
— В этом проблема мнения большинства. Толпа иногда ведет себя исключительно глупо.
Всё пошло наперекосяк. В двадцать лет вы полны оптимизма и намерены горы свернуть, вы строите планы и ждёте их скорого исполнения. После тридцати вы слегка контужены появлением детей, покупкой дома и дополнительной работой, чтобы оплатить всё это; у вас нет и минутки свободной, чтобы поднять голову и посмотреть, куда вы движетесь. К сорока у вас, наконец, появляется возможность перевести дыхание, критически оценить достижения и осознать, чего же вы добились. И тут внезапно понимаете, что это нисколько не похоже на то, к чему вы стремились, и вообще всё произошло само по себе. После сорока наступает Десятилетие Разочарования.
* * *
Последняя встреча с доктором Левингтон, которая сообщила, что собиралась звонить мне, узнать, как обстоят дела с моей амнезией, «но представляете, как забавно — забыла! Какой всё-таки удивительный орган — человеческий мозг!» Мы поболтали немного, потом она спросила, не появилось ли новых важных воспоминаний. Но я, поколебавшись, решительно ответил: «Нет, никаких». Самое любопытное, что, наверное, стоило бы ей рассказать, ведь из всех воспоминаний это первое, которое возникло, а потом опять пропало. Я ясно помнил момент, когда вспомнил об измене, но сейчас отношения с Иоландой, поездка в Париж представлялись просто каким-то размытым пятном. Как будто подсознание решило, что бестактно задерживаться на столь постыдном эпизоде.
Керамическая голова на столе доктора, судя по всему, пережила катастрофу — была расколота, а потом кое-как склеена.
В итоге доктор Левингтон объявила:
— Что ж, полагаю, мы больше ничего не можем для вас сделать. Ступайте и спокойно живите всю оставшуюся жизнь.
Я давно уже решил, что обязательно загляну к Бернарду, как только окажусь в больнице. Надо было зайти раньше, но из-за своей житейской суматохи я так и не выбрался до сих пор. Прямо слышу, как он усмехается: «Лучше поздно, чем никогда!»
— Бернард? — рассеянно переспросила доктор Левингтон, когда я поинтересовался, где могу его найти.
— Ну, помните, Бернард? Болтливый такой мужик, лежал на соседней койке. У него была опухоль мозга, но он всё говорил, что не позволит ей себя прикончить.
— А, да, этот! Нет, боюсь, вы не сможете с ним повидаться.
— Его выписали?
— Нет. Он умер.
* * *
На четвёртый день чистилища мне позвонил отец Мэдди. Рон предложил встретиться в «Гуманитарном кафе» в Британской библиотеке. Он не сказал зачем, но выбор места несколько обнадёживал. Если он собирался начистить мне физиономию за оскорбление дочери, Британская библиотека — не самое подходящее для этого место.
Я не бывал прежде в этом святилище культуры и, пересекая просторную площадь, чувствовал себя юным студентом. На меня сверху вниз смотрела огромная бронзовая статуя. «Иссак Ньютон, по рисунку Уильяма Блейка» — два выдающихся ума на противоположной стороне шкалы по отношению к моему ненадёжному клочку студенистой плоти. Наверху эскалатора открывался вид на застеклённое хранилище. Миллионы книг, все знания человечества заключены здесь, и чувство благоговения охватило меня. Отовсюду звучали приглушенные перешёптывания студентов и академиков.
Рон уже ждал меня и поднялся навстречу пожать руку. Никакой враждебности от него не исходило, но мне всё равно неловко было смотреть ему в глаза.
— Воган, спасибо, что пришёл.
— Да пустяки. Как Мэдди?
— Почти не выходит из своей старой детской. Мама приносит ей еду, оставляет поднос у кровати, а через несколько часов забирает…
— Да уж…
— Знаешь, Джин не любит, когда я путаюсь у неё под ногами, поэтому я решил съездить в Лондон, немного почитать о твоих медицинских проблемах. Надеюсь, ты не против?
Боль разочарования пронзила меня — оказывается, он проделал весь этот путь, просто чтобы поболтать о моей амнезии. Я-то надеялся, что он принес весточку от Мэдди, что ему поручена дипмиссия по восстановлению дружественных отношений.
— Кажется, мне удалось обнаружить несколько интересных случаев, — сообщил он.
Я лишь равнодушно кивал — я давно уже прочёл все, что известно о ретроградной амнезии.
За соседним столом юная парочка не сводила глаз друг с друга. Видимо, настолько влюблены, что не в силах разлучиться даже для еды, поэтому две соломинки, опущенные в один стакан, вытягивали кофейный фраппе{8}.
— Не могу сказать, что эта история в точности повторяет твой случай, но, полагаю, ты должен о ней знать. — Он разложил на столе несколько страниц, скопированных из разных книг и старых журналов. — В 1957-м некий бизнесмен из Нью-Йорка пережил нечто подобное. У него была очень нервная работа — руководитель, от решений которого зависела судьба миллионов долларов, в общем, постоянный стресс. И вот однажды он пропал, а когда его через неделю отыскали, то не помнил, кто он и чем занимается в жизни.
— Ну, непосредственно об этом случае я не читал, но знаю о многих таких же.
— Ага, и так же, как ты, этот джентльмен мало-помалу восстанавливал память, пока не пришла пора возвращаться к работе, но правление выступило против.
Студент вытащил свою соломинку и любезно предложил подружке слизнуть сладкую пенку.
— Но когда он вроде уже вернулся в нормальную жизнь, внезапно вспомнил, что обманул собственную компанию. Он страдал от чувства вины, во всём признался и подал в отставку.
— Простите, Рон, не понимаю, как это может мне помочь? Я ведь тоже самое страшное вспомнил в финале. Мало утешения в том, что могло быть и хуже…
— Я просто подумал, что это может иметь отношение к твоему опрометчивому поступку в Париже.
Я густо покраснел, услышав такое определение из уст собственного тестя.
— М-да, самое смешное, что я о нём больше ничего не помню. В день праздника воспоминание было таким же ярким, как прочие. Но отчего-то опять стерлось в памяти.
— Но это же и есть один из симптомов!! — радостно воскликнул Рон. — Вот послушай. Компания провела расследование, и оказалось, что всё — неправда. Никакого мошенничества не было, это ложная память!
Никогда ещё не видел Рона в таком возбуждении.
— Ложная память? Каким образом?
— Дело в том, что в глубине души он боялся возвращаться к стрессу и тревогам своей прежней жизни и подсознательно искал оправданий, чтобы избежать самого последнего шага.
— Откуда вы всё это раздобыли? — Я начал перебирать бумаги Рона.
— Из книг. Из книг, хранящихся в этой библиотеке. Ты же говорил, что прочитал всё, что написано по твоей проблеме?
